Зачем, ты спросишь, оно нужно?
И музыкант, в пылу огня,
Нам насаждает власть искусства,
О чем не важно, говоря?
Ты вправду, этого не знаешь?
И думаешь, поди, что он
Нас беззаботно развлекает?
За деньги, иль за славы звон?
Искусственность - не есть искусство.
Искусство - когда дышит страсть.
И лишь зажегши наше чувство,
Мы принимаем его власть.
Дрожащий звук смычка сухого -
И в сердце музыка зажглась
И мир, внезапно стал, как новый,
И жизнь вдруг снова началась!
Мы признаем святое право
Его - завесу разорвать
Обыденности нашей ржавой
И над землею нас поднять.
Мы признаем его молитву
Опять нас к жизни воскресить.
Его божественной палитре
Мы доверяем в нас творить!
И вот во власти его звуков,
Или во власти его слов
Мы принимаем его муку,
Его надежду и любовь!
Пройдя путем Христа к распятью,
И полюбивши этот крест,
Он причащает нас, как братьев,
К истокам тайны всех чудес!
Дорогие читатели! Не скупитесь на ваши отзывы,
замечания, рецензии, пожелания авторам. И не забудьте дать
оценку произведению, которое вы прочитали - это помогает авторам
совершенствовать свои творческие способности
2) Огненная любовь вечного несгорания. 2002г. - Сергей Дегтярь Это второе стихотворение, посвящённое Ирине Григорьевой. Оно является как бы продолжением первого стихотворения "Красавица и Чудовище", но уже даёт знать о себе как о серьёзном в намерении и чувствах авторе. Платоническая любовь начинала показывать и проявлять свои чувства и одновременно звала объект к взаимным целям в жизни и пути служения. Ей было 27-28 лет и меня удивляло, почему она до сих пор ни за кого не вышла замуж. Я думал о ней как о самом святом человеке, с которым хочу разделить свою судьбу, но, она не проявляла ко мне ни малейшей заинтересованности. Церковь была большая (приблизительно 400 чел.) и люди в основном не знали своих соприхожан. Знались только на домашних группах по районам и кварталам Луганска. Средоточием жизни была только церковь, в которой пастор играл самую важную роль в душе каждого члена общины. Я себя чувствовал чужим в церкви и не нужным. А если нужным, то только для того, чтобы сдавать десятины, посещать служения и домашние группы, покупать печенье и чай для совместных встреч. Основное внимание уделялось влиятельным бизнесменам и прославлению их деятельности; слово пастора должно было приниматься как от самого Господа Бога, спорить с которым не рекомендовалось. Тотальный контроль над сознанием, жизнь чужой волей и амбициями изматывали мою душу. Я искал своё предназначение и не видел его ни в чём. Единственное, что мне необходимо было - это добрые и взаимоискренние отношения человека с человеком, но таких людей, как правило было немного. Приходилось мне проявлять эти качества, что делало меня не совсем понятным для церковных отношений по уставу. Ирина в это время была лидером евангелизационного служения и простая человеческая простота ей видимо была противопоказана. Она носила титул важного служителя, поэтому, видимо, простые не церковные отношения её никогда не устраивали. Фальш, догматическая закостенелость, сухость и фанатичная религиозность были вполне оправданными "человеческими" качествами служителя, далёкого от своих церковных собратьев. Может я так воспринимал раньше, но, это отчуждало меня постепенно от желания служить так как проповедовали в церкви.